Братья Стругацкие и Филип Дик, Пьер Бурдье и Билл Ридингс

Поскольку вымышленная среда куда уютнее естественной,
мы пытаемся читать жизнь так, будто она тоже
является художественным произведением.

Умберто Эко

Художественное произведение

Александр Балаян, доцент департамента политологии и международных отношений Санкт-Петербургской школы социальных наук и востоковедения

Любимых книг у меня достаточно много, но если говорить про книгу, которая оказала на меня влияние еще в раннем детстве, то это, безусловно, «Трудно быть богом» (1964) братьев Стругацких. Впервые я познакомился с этим произведением в младших классах школы, поскольку оно было в домашней библиотеке. Но пришел я к этим авторам через кинематограф — после просмотра фильма Андрея Тарковского «Сталкер» (1979), который буквально заворожил меня. Так я познакомился с одними из лучших фантастов — братьями Аркадием и Борисом Стругацкими. Я заинтересовался другими произведениями, и каждая их книга открывала для меня что-то новое. Если в школе для меня это была отличная фантастика в средневековом сеттинге, то уже в старших классах и студенчестве на первый план вышел философский подтекст книги, аллюзии с современным миром. Почему именно тексты Стругацких так отозвались во мне и продолжают вызывать сильные эмоции? Уильям Фолкнер в своей знаменитой нобелевской речи отмечал, что самое ценное в ремесле писателя — это люди, раздираемые противоречиями и внутренними страстями. Если этого нет в произведении, то книга не удалась. Именно это я нашел в книгах Стругацких, а еще уникальную атмосферу и фирменный стиль авторов, которых я часто перечитываю.

Чуть позже, в средней школе, значительное влияние на меня оказали антиутопии. Из всего их многообразия хочу выделить «451 градус по Фаренгейту» (1953) Рея Брэдбери. Эта книга пугала меня больше других, поскольку ощущение неотвратимого будущего чувствовалось в ней очень отчетливо. Но вместе с тем книга вселяла надежду, что мыслящие люди, которые идут к своей цели, всегда победят, если будут способны слушать и слышать друг друга. Эта книга очень контрастировала с другой культовой антиутопией — «1984» (1949) Джорджа Оруэлла, которая оставляет полную апатию после прочтения. В целом антиутопии заставили меня задуматься о роли государства в жизни человека, проблемах контроля и свободы, воли индивида и масс, помогли лучше понять основные тенденции развития современного мира и дали возможность поражаться блестящим прогнозам авторов.

Еще одним любимым автором для меня является Умберто Эко. Это не просто писатель, но настоящий ученый. Для меня его знаковой книгой выступает роман «Имя розы» (1980). За средневековой детективной историей скрывается множество диалогов и споров о жизни и смерти, вере и безверии, добре и зле, и, конечно, все это в контексте иронии и смеха. Главный герой, монах Вильгельм Баскервильский, отмечает: «…задача тех, кто любит человечество, заставить его улыбаться правде. Истина в смехе». И с этим можно согласиться, ведь смех является самым сильным оружием против тягот окружающей действительности. Поэтому многие произведения Умберто Эко можно перечитывать бессчетное количество раз, открывая для себя новый смысл и подтекст (как бесконечный манускрипт Хорхе Луиса Борхеса из «Книги Песка»).

Михаил Манокин, доцент департамента менеджмента факультета социально-экономических и компьютерных наук пермского кампуса НИУ ВШЭ

«Убик» (1969) Филипа Дика. Я узнал о книге довольно давно, на старших курсах университета, в районе 2005–2007 годов; тогда я очень любил его книги, несмотря на неоднозначную фигуру автора. Но «Убик» я не мог найти ни в одном магазине: пермские не продавали его, с доступом к интернет-магазинам тогда были проблемы. В один момент я потерял сначала надежду, а потом и интерес в том, чтобы найти эту книгу. Только в районе 2014–2015 годов я нашел ее на английском языке.

Первое прочтение разочаровало меня. Книга скучная и раздутая: порядка четверти текста приходилось на неискусные описания, неудачную часть диалогов, а также элементы коммерческой научной фантастики, которые сегодня вызовут возмущение одних читателей и кринж других. Но со временем она стала мне нравиться. Дик нравится читателям не слогом и сюжетом, а своими идеями. «Убик» — история о людях, которых (буквально) преследует призрак прошлого, искажающий вокруг них реальность и пытающийся поглотить их, сделать все похожим на то прошлое, которое каждый считает для себя комфортным. История ужаса из романа показалась мне похожей на то, что я видел в 2010-е годы да и сейчас в культуре: это желание смотреть назад, а не вперед. Регулярно возникающая дискуссия о Сталине и трагедии репрессий 1930-х годов. Возвращение «неоновой» эстетики 1980-х и старомодной электронной музыки, тот фестиваль о девяностых годах, состоявшийся в 2017 году. Разговоры об СССР, Ленине, Хрущеве и Брежневе с Горбачевым, поздней Российской империи и споры вокруг Николая II и фильма «Матильда». Vaporwave… хотя нет, он, на самом деле, удивительно прогрессивный. Прошлое не отходит от нас ни на секунду, оно постоянно погружает нас, наши разговоры и мысли в себя. Ниже я расскажу о фундаментальных социологических книгах — и они обе написаны задолго до рождения меня и даже моих родителей. Даже «Убик», который подталкивает меня к такой критичной мысли о роли прошлого, написан в 1969 году.

Я довольно часто слышу, кажется, глубокую завороженность прошлым. Интервьюированные студенты говорят об истории и читают старую литературу; респонденты в интервью, которые я собирал весной-летом, иногда вспоминают о прошлом там, где я не спрашивал их; в России есть субкультура сталкеров, которые посещают заброшенные места, например школьные лагеря. Они стараются, как сталкер Тарковского, во время своих визитов не потревожить спящие следы прошлого.

Философы 1990–2000-х годов придумали для этого понятие hauntology, которое я определил бы как состояние культуры, создаваемой людьми, увлеченными своим коллективным прошлым. «Убик», мне кажется, книга об этом состоянии, причем описывающая его в самом патологическом виде. Этим она может помочь нам лучше смотреть на прошлое и немного иначе рассмотреть его роль в нашей сегодняшней жизни — искать не паталогический вариант увлеченности прошлым, как у призрака в «Убике», но нечто конструктивное.

Академическое произведение

Александр Балаян

Не могу не упомянуть две художественные работы, которые повлияли на меня и с профессиональной точки зрения. Значительное влияние на понимание природы власти и государства оказали книги Габриэля Гарсиа Маркеса. Прежде всего это «Полковнику никто не пишет» (1961) и, конечно, «Осень патриарха» (1975). Эти книги представляют собой прекрасную иллюстрацию того, к чему приводит абсолютная власть, что движет автократом, каковы мотивы авторитарного лидера. И вторая книга, которая очень хорошо описывает природу общества и возвращения в «естественное состояние», — это «Повелитель мух» (1954) Уильяма Голдинга. Книга прекрасно описывает трансформацию социальной группы под воздействием экстремальных обстоятельств в варваров, для которых сила, племенное мышление начинают играть важнейшую роль. Одной из центральных в книге выступает проблема трайбализма и перманентного конфликта, который постепенно утрачивает всякий смысл и начинает быть ценностью сам по себе. Это символизирует победу авторитаризма над демократией и жажды убийства — над надеждой быть спасенными. Через метафору детей, которые остались одни на острове, автор показывает неприглядные стороны человека и власти.

Из академических книг для меня особую роль играет работа классика польско-американской политической науки Адама Пшеворского «Демократия и рынок. Политические и экономические реформы в Восточной Европе и Латинской Америке» (1991). Особое внимание в этой работе уделяется специфике формирования и роли институционального дизайна в исследуемых регионах в контексте построения стабильной демократии. Книга прекрасно подойдет для полноценного понимания призмы формирования и роли демократизации в поставторитарных обществах.

Еще одной важнейшей книгой является работа Аренда Лейпхарта «Демократия в многосоставных обществах: сравнительное исследование» (1992). На основе нескольких европейских демократий автор подробнейшим образом анализирует специфику формирования и разрешения основных социально-политических противоречий. Так, в ряде стран получается достичь сосуществования разрозненных социальных групп через строительство политических институтов, а в других системах это получается не так хорошо. Безусловно, это одно из лучших исследований по сравнительной политологии.

Не менее интересными и важными для меня являются работы политических философов. Из всего многообразия таких исследований можно выделить работу выдающегося философа Жана Бодрийяра «Симулякры и симуляции» (1981). Автор подробно анализирует проблему утраты реального и формирования специфического состояния, когда образы важнее содержания, — гиперреальности. Важную роль в этом процессе выполняет массмедиа, которые и создают предпосылки для инфляции информации и искажения реальности. Эта классическая работа полезна всем, кто хочет лучше разбираться в проблемах постиндустриального общества и роли в ней информационной революции.

Михаил Манокин

Среди научных текстов я бы хотел назвать работу, к которой вновь и вновь возвращаюсь в последние месяцы. Это «Практический смысл» (1980) Пьера Бурдье. Книга давно известна социологам: она была написана в 1980 году. Автор в принципе не нуждается в представлении. Это один из самых известных ученых XX века, влиятельная публичная фигура, особенно в годы постголлистской Франции 1980–1990-х годов.

Основное достижение этой книги — понимание практики как явления, вписанного в сложную систему общественных отношений. Не Бурдье был первым, и даже не в этом тексте он впервые представил такое понимание практики, но именно здесь было дано фундаментальное описание ее как ключевого компонента воспроизводства социальной иерархии. То, как мы действуем, согласно Бурдье, определяется нашим местом в социальной иерархии и теми силами, которые управляют нашим поведением. При этом практика — никогда не результат только образования или культуры. Это функция, в которой аргументами выступают пол, субкультурная принадлежность, профессия, профессии и нормы поведения людей из ближайшего окружения, нормы поведения того множества людей, которые окружают индивида в других областях жизнедеятельности, образование, знания о мире, навыки коммуникации. По сути, все это можно рассматривать как виды капитала, аккумулируемого человеком в течение жизни и используемого для решения различных жизненных задач, но одновременно все это — и комплекс ограничений. Сколько раз сам я ловил себя на мысли о том, что как выпускник провинциального российского вуза не могу претендовать на лучшую карьеру и уровень жизни, чем те, которые мне предлагает мое место жительства!

Но при этом Бурдье — оптимист, в отличие, например, от Мишеля Фуко с его мрачным детерминизмом и полным неверием в человека как в нечто отдельное от социальных статусов и институтов. Бурдье настаивает, что человек способен выйти за рамки социальных предпосылок и стать чем-то большим.

Даром что вы не учились в топовой школе, а ваши родители — скромные бюджетные работники в провинциальном городке. Вы можете освоить новые навыки и найти способы улучшения своего положения. Вы можете стать выдающимися учеными или предпринимателями, художниками; ваш путь не будет легким, в силу того что социальная структура может мешать вашему продвижению, но он возможен.

И лучший пример этого — сам Бурдье, сын скромного крестьянина с юго-запада Франции, который благодаря учебным достижениям попал в элитный «Эколь Нормаль», после службы в армии остался в Алжире во время его войны за независимость от Франции, где собирал этнографический материал о местных культурах для книги, которая обрела успех во Франции. Он стал профессором Высшей школы социальных наук в Париже, ведущим социологом своей страны и центром важной группы исследователей общества, политиком, одной из самых уважаемых фигур общественной жизни 1990-х годов. И все это было его достижениями, результатом труда, а не удачи или привилегий, принесенных известностью семьи или накопленными деньгами родителей.

Произведения, полезные в преподавании

Александр Балаян

Определенное влияние на меня как преподавателя оказали следующие произведения. В книге канадского профессора Билла Ридингса с говорящим названием «Университет в руинах» (1996) безжалостно фиксируется современное неопределенное состояние университета, в отличие от более ранних исторических эпох. Сейчас можно констатировать неумолимый кризис высшей школы, когда университеты превращаются в стерильные бизнес-проекты, хотя их основная задача — создавать пространство свободы и знания, в котором комфортно и студенту, и преподавателю. Ридингс отмечает, что «центральная фигура университета — больше не профессор, исполняющий одновременно роль ученого и преподавателя, а ректор, перед которым должны отчитываться и аппаратчики, и профессора», а «университет, в свою очередь, становится транснациональной бюрократической корпорацией». Книга позволяет не забывать подлинную миссию университета и стараться сохранять академические пространства и свободы, даже если обстоятельства к этому не располагают.

Это видение дополняет другой известный исследователь, Иэн Шапиро, в своей блестящей книге «Бегство от реальности в гуманитарных науках» (2005). Автор детально фиксирует кризис гуманитарных исследований, который выражается в уменьшении объяснительного потенциала политологии и замыкании науки на сами методы при игнорировании проблемной плоскости. Это приводит к кризисам внутри академического сообщества. Исследование позволяет помнить о том, что методы не являются самоцелью и важно быть гибким в целеполагании и формулировании критериев в академической работе.

С этими произведениями забавно перекликается прекрасный роман Бел Кауфман «Вверх по лестнице, ведущей вниз» (1964). Книга произвела на меня впечатление не только как пронзительное произведение о молодой учительнице, которая старается сохранить себя в не самых уютных рабочих условиях и показать красоту своего предмета ученикам и коллегам. Она цепляет и с профессиональной точки зрения, поскольку показывает то, как, несмотря ни на что, не сломаться, быть одержимым своей работой и иронично принимать все проблемы и сложности.

Михаил Манокин

Несмотря на опыт преподавания, я вижу удивительно мало фундаментальных работ по методам, на которые хотелось бы ссылаться как на образец или учебник. Когда мне нужно подхватить технологию, я собираю довольно много публикаций, а затем, сопоставив их результаты, пытаюсь воплотить идеи оттуда в жизнь. Фамилии и имена преподавателей в результате такой работы, к сожалению, стираются из головы и сохраняются только в рабочих записях как часть списка литературы.

Но есть один человек, на которого я обратил внимание еще в годы аспирантуры. Мое предложение будет странным, но я думаю, что обоснование покажется менее безумным.

В 2012 году я посмотрел вот это видео: Mister Rogers Remixed | Garden of Your Mind | PBS Digital Studios.

Оно мне очень понравилось. Я понятия не имел, кто такой мистер Роджерс, и, конечно, отправился читать о нем. Я прочитал его биографию, узнал, что он вел относительно популярную образовательную программу для детей. Я посмотрел несколько ее выпусков, благо в YouTube можно найти что угодно. В видео я не увидел оригинальных или интересных презентаций и мыслей — это были стандартные для американского телевидения того времени формы подачи информации. Интересно было другое: позиция и отношение к слушателям, которые применял Фред Роджерс — так звали этого человека в джемпере. Помимо объяснений, он постоянно предлагал задуматься или воспользоваться предметами, которые показывал (по меркам 2023 года, конечно, то еще открытие). Но главное другое: Роджерс был открытым в отношении своей аудитории; при просмотре того, как он взаимодействует с аудиторией, создавалось впечатление, что для него это не аудитория как единая масса или толпа незнакомых людей, а множество уникальных слушателей с индивидуальным опытом, интересом и желанием научиться. Он располагал к себе. Чего, мне кажется, часто недостает многим из нас в университетских аудиториях.

24 января

Книги