«Китайские тени» и «Алиса в Cтране чудес», «Вино из одуванчиков» и «Академия» – Новости – Schola – Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»

Художественное произведение

профессор департамента государственного администрирования,
академический руководитель образовательной программы «Управление образованием» Санкт-Петербургской школы социальных наук

Я люблю читать КНИГИ. Я из поколения, для которого есть различие: если книга — то бумажная, если электронная — это текст. И мои любимые путешествия по городу — по книжным магазинам. Благо Санкт-Петербург не обездолен в этом отношении. Особый квест — неожиданные открытия новых (для меня) авторов. Из самых последних, буквально нынешней осенью, — мемуары «серебряного поэта» Георгия Иванова «Китайские тени». Получите печальное наслаждение, если захотите зайти в серебряную эпоху тонущего «гибельного счастья» Питера и узнать о хорошо знакомых пространствах города заново, от их рождения или преображения через литературные подвалы, кабачки, квартирные застолья, а позже и просто конспиративные «спасительные точки» для встреч Блока или Гумилева, Есенина или Клюева, Мандельштама и Ахматовой, которая и написала позже: «Да, я любила их, те сборища ночные…» И совсем отдельная тема — персонажи «Китайских теней»: гениальные поэты серебряной эпохи оказываются такими трогательными, беззащитными, смешными и трагичными в представлении не менее гениального Георгия Иванова. Эта книжка, как и все из моих выборов последнего десятилетия, вышла в издательстве «Редакция Елены Шубиной».

Моя самая читаемая и всегда неожиданная книга — «Алиса в Стране чудес» (1865). Первый раз Льюис Кэрролл попал в мои руки 40 лет назад. Это были те времена, когда мы такие книги покупали по талончикам за сданную макулатуру, и иногда так сильно везло, как мне с «Алисой…». Думала, что покупаю для детей. Моя большая удача состояла в том, что это было великолепное издание (между прочим — издательство «Наука»), подготовленное Н.М. Демуровой, с воспроизведенными иллюстрациями Джона Тенниела. А позже мне подарили «Алису…» также в переводе Нины Демуровой, но с иллюстрациями невероятного украинского художника Владислава Ерко. И вот тут оказалась очень кстати фраза Алисы «Что толку в книжке, если в ней нет ни картинок, ни разговоров?». Такие, как «Алиса…», очень зависят от художников, создающих «картинки». С тех пор я «Алису…» собираю в самых разных переводах, иллюстрациях, изданиях. У меня уже больше 50 разных «Алис…», но те две первые — с иллюстрациями Тенниела и Ерко — самые ценные для меня и сейчас.

Вряд ли вас удивлю, если скажу, что «с детства» люблю Достоевского. Дома было полное собрание, и Федор Михайлович попал мне в руки, наверное, лет в 12–13. Я даже не помню, что именно было прочитано и абсолютно не понято. В этом случае важен был сам процесс, а не результат. Как писал в «Китайских тенях» Георгий Иванов, «самое сладкое читать так — не умом, а предчувствием». Это была какая-то ворожба. Достоевского люблю любого. От смешливого «Села Степанчикова и его обитателей» до занудных «Бедных людей», трагедийных «Бесов» и абсолютно детективных «Братьев Карамазовых». Достоевского научилась читать очень медленно (что нехарактерно для меня). Если быстро — ускользают нюансы, а Достоевский — гений нюансов, автор ожидания счастья.

Если «просто почитать», очень люблю наших современников — питерских писателей. Это Водолазкин и Аствацатуров, Букша и Крусанов. Всегда отслеживаю, что появляется у Андрея Геласимова. Его «Степные боги» и «Чистый кайф» относятся к разряду важных книг для меня. Если появляется что-то новенькое у Любови Бариновой, Дины Рубиной, Марины Степновой — обязательно без раздумий покупаю и знаю — получу ожидаемое. Но они давно ничего новенького не предлагают.

Зато есть частомногопишущий Ринат Валиуллин — это для любителей ироничного повествования с привкусом поэтики. Его беру с собой в поезд для настроения, если в командировку...

И вот нельзя никак забыть не так давно прочитанный роман Александра Чудакова «Ложится мгла на старые ступени» (2000). Он издан как «роман-идиллия». Это обязательно надо читать сегодня. Это гениальная книга про людей XX века. Если бы те, кому сейчас 20, могли бы и хотели читать такие книги, нам не нужно было бы искать «скрепы» и воспитывать патриотов. Они бы выращивались сами на таких «романах-идиллиях».

Так много талантливых авторов у нас, я даже не успеваю вам рассказать о зарубежных своих «любовях». Например, фантастически непредсказуемый Мураками, читала все, что издано, но моя любимая вещь у него — «Охота на овец». Или Бернар Вербер (тоже весь изданный прочтен), но важной остается первая книга — «Муравьи».

Люблю Джона Фаулза с его «Волхвом» — это то, что я собираюсь перечитать сейчас. Кажется, он покажется иным, более глубоким, чем 20 лет назад.

А вообще-то у меня наступило время «перечитывать заново». Вот недавно так было с «Хождением по мукам». Алексей Толстой оказался снова очень современным.

Стремоухов Денис Александрович

старший преподаватель департамента политологии и международных отношений,
соруководитель образовательной программы «Политология и мировая политика» Санкт-Петербургской школы социальных наук

Вопрос о любимой книге или любимом фильме обычно ставит меня в тупик. Ведь все художественные произведения разные, во многих из них можно найти что-то для себя в разные периоды жизни, а часто и просто сбежать в них от реальности. Как-то, чтобы в очередной раз ответить на этот вопрос, я задумался, какая книга на меня произвела при первом прочтении большое впечатление и какую книгу я периодически перечитываю. Вышло, что моя любимая книга — «Вино из одуванчиков» (1957) Рэя Брэдбери, о чем я теперь и сообщаю в ответ на этот вопрос.

Роман состоит из довольно независимых друг от друга историй, которые случились с протагонистом, двенадцатилетним Дугласом Сполдингом, и жителями городка Гринтаун в лето 1928 года. Тут находится место и детским играм, и первым травматичным переживаниям, и серийному убийце из оврага, будоражащему детское воображение, и притчам о старении и поисках счастья.

Прочитал «Вино из одуванчиков» я в первый раз, еще учась в школе, во время летних каникул. Вероятно, это наложило отпечаток на мое восприятие — книга просто совпала с летними атмосферой и настроением. Я встречал точку зрения, что в более взрослом возрасте она такого впечатления не производит, но пока что опыт людей, которые прочитали «Вино из одуванчиков» по моей рекомендации, это не подтверждает. Да и сам я перечитывал ее несколько раз: и во время учебы в бакалавриате, и уже работая в университете. До сих пор эта книга действует на меня скорее на эмоциональном уровне. Это тот редкий случай, когда я готов подписаться под слащавыми аннотациями от книжных издательств, обещающими, что книга воплощает в себе летнее тепло и счастье.

Не секрет, что «Вино из одуванчиков» — книга автобиографическая. Меня до сих пор удивляет то, как искусно Брэдбери передает восприятие мира двенадцатилетним подростком. Роман напоминает мне о важности обретения счастья в повседневном опыте, а не в достижениях или сиюминутных удовольствиях. Этот навык большинство из нас теряет по мере взросления, и восстановить его не так просто. Современная массовая культура и поп-психология выхолостили эту идею до пошлейшего призыва «жить в моменте», но мне правда кажется, что в ней кроется один из ключей к высокому уровню того, что социологи и психологи называют «субъективное благополучие». Если продолжать ассоциацию с современными представлениями о счастье и ментальном здоровье, мне кажется, что Брэдбери был мастером того, что сейчас называют mindfulness, — безоценочного наблюдения за окружающей действительностью и своим внутренним состоянием.

Академическое произведение

Наталья Заиченко

Мои академические пристрастия более строги. Я веду курс институциональной экономики, перекроив его под магистрантов моей программы «Управление образованием». И ушла я от неоклассики в институционалку почти случайно. По базовому образованию я экономист, и вполне естественно, что начинала академическую карьеру с курсов неоклассической экономики микро- и макро- в разных вариациях и названиях. Потом я получила юридическое образование, это было важно для моей административной должности. И «вдруг» мне попадается работа Оливера Уильямсона «Экономические институты капитализма» и практически сразу — «Фирма, рынок и право» Рональда Коуза. Этого оказалось достаточно, чтобы я «перебежала» от экономикс в новую институциональную теорию. Это совпало и с моей карьерной траекторией — опыт административной работы стал своеобразным триггером для моего «переодевания» в адепта теории трансакционных издержек. Но, думаю, экономикс сделала свое великое дело: без багажа микроэкономики я вряд ли бы прониклась своим новым академическим увлечением, а без юридики не смогла бы оценить значимость феномена транзакционных издержек во взаимодействиях людей, фирм, государств. Потом подошло время Ричарда Познера с «Экономическим анализом права», Дугласа Норта с «Пониманием процесса экономических изменений» и Людвига Мизеса с «Человеческой деятельностью». Но это уже другая история…

Денис Стремоухов

Продолжая разговор о Брэдбери, выскажу мысль, что он неслучайно заигрывает с восточными философиями в названии другого своего произведения — «Дзен в искусстве написания книг» (1990). Эта книга нехудожественная, она представляет собой своего рода руководство для начинающих писателей. На меня она подействовала терапевтически и в свое время помогла найти силы для работы над диссертацией. Вообще, я бы посоветовал всем, кто сталкивается с трудностями при написании академических текстов, обратиться к книгам для писателей. Еще один пример такой книги — «Птица за птицей» (2014) Энн Ламотт. Подобные книги помогают вспомнить, что со схожими проблемами сталкиваются все, кто по роду своей деятельности связан с производством текста.

Если вернуться к художественным произведениям, с подросткового возраста я читал много фантастики. Большую роль в моем интересе к социальным наукам сыграла серия «Академия» (в других переводах — «Основание») Айзека Азимова. Действие книг разворачивается в далеком будущем, в котором человечество освоило большую часть Млечного Пути, а власть принадлежит Галактической империи. Ученый Хари Селдон создает психоисторию — математическую науку об обществе, при помощи которой предсказывает распад этой самой империи. Идея, что общество можно изучать так же, как физическую реальность, и даже предсказывать будущее, мне тогда очень понравилась, и я заинтересовался уже не воображаемой, а вполне реальной социальной наукой. И хотя после окончания магистратуры мои методологические пристрастия изменились и сейчас я довольно скептически отношусь к возможностям предсказания социальных процессов, поиск закономерностей в социальном мире мне до сих пор видится занятием чрезвычайно увлекательным.

«Академия» не отличается цветастым языком или проработанными персонажами. Первые книги серии — это скорее набор фотоснимков, которые разделены сотнями лет галактической истории. Я читаю эти книги не только как историю о политическом порядке и возможностях и ограничениях социальных наук, но и как размышление о структуре и агентности (agency — structure problem) — одном из фундаментальных вопросов социальной теории. В какой степени социальные действия агентов предопределяются материальными и нематериальными ограничениями, а в какой агенты свободны в своем выборе? При каких условиях они могут менять структуры? Если в первых книгах Азимов кажется структурным теоретиком, то в последующих фокус очевидно смещается на роль агентности.

«Академию», конечно, стоит читать в связке и сравнении с другим произведением, обретшим сейчас второе дыхание, — «Дюной» (1965) Фрэнка Герберта. Оба писателя рассуждают о роли политического порядка и предвидения (у одного — при помощи науки, у другого — псевдомагических способностей) в развитии человечества. Если у Азимова центральная власть, воплощенная в образе Галактической империи, сдерживает межпланетное насилие и делает возможным развитие, то у Герберта Империя — это сила, развитие сдерживающая. В мире «Дюны» дар предвидения — ловушка, в мире «Академии» — рациональный инструмент, служащий на благо человечества (во всяком случае в первых книгах).

Я думаю, что фантастическая литература очень ценна для социального ученого. Не зря по «Игре престолов» уже ведут курсы в университетах. Знание научной литературы и владение новейшими методами — ничто без хорошего воображения. Воображаемые миры позволяют представить варианты общественного устройства, о возможности которых мы в повседневной жизни даже не задумываемся, подсветить то, что нам кажется незыблемым, а зачастую является социальным конструктом и продуктом конкретных исторических условий. Одним из проводников в такие миры стал «Хайнский цикл» (2009) Урсулы Ле Гуин. Произведения Ле Гуин — это этнографические исследования непохожих на Землю сообществ, а также мощные высказывания против различного рода социальных неравенств. Я убежден, что любой социальный ученый, независимо от своих воззрений на природу социального мира и методологических предпочтений, должен, с одной стороны, иметь минимальные представления о биологическом и психологическом субстрате человеческого поведения (тут хочется на один момент снова вернуться к нон-фикшен и посоветовать «Биологию добра и зла» (2017) Роберта Сапольски), а с другой — обладать долей «этнографической чувствительности», осознания роли социальных конструктов и смыслов, которые люди придают окружающей их реальности и себе самим. Думается, такую чувствительность можно развивать и при помощи художественной литературы.

Произведения, полезные в преподавании

Наталья Заиченко

Самый интересный для меня автор среди тех, кто размышлял об образовании, — Иван Иллич. Читайте его эссе «Освобождение от школ». Больше 50 лет назад он написал обо всем, что сегодня мы запаковываем в разные форсайты и программы развития. А меня как преподавателя, что-то понимающего про институциональное обустройство человеческого поведения, в свое время «приковала» одна из мыслей Иллича о том, что обучение в большинстве случаев происходит случайно, хотя бы потому, что человека окружают все те базовые ресурсы, которые и позволяют ему образовываться: вещи, модели поведения, мудрые взрослые (он их называет «старейшины») и сверстники. Он писал и об образовательных сетях, которые раздвигают границы наших возможностей, и каждый момент своей жизни человек может превратить в период обучения, получения опыта. И по-прежнему современна мысль Иллича о том, что нам нужны исследования использования технологий для создания таких институтов, которые служили бы человеку, оберегая его автономию, или, как бы мы сказали сейчас, обеспечивали бы его агентность…

Тем, кто неравнодушен к будущему образования, стоит сегодня почитать Иллича, многие его идеи еще ждут своего воплощения.

Если не Иллича, то, конечно, «Алису в Стране чудес»…

8 апреля

Книги