«Жизнь в Индии потребовала навыка торговаться, ругаться и защищаться с помощью речи» – Новости – Schola – Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»

Как говорить на хинди, чтобы не казаться обнищавшим брахманом XIX века, когда просишь горячей воды в дешевом отеле? Это выйдет, только если вы тренировались «заливать язык в уши» в студенческие годы. В выпуске, посвященном хинди, об особенностях этого языка, причинах и опыте его изучения, а также практиках перевода рассказывают Татьяна Дубянская и Екатерина Комиссарук.

— Как получилось, что вы стали изучать хинди? С чего началась ваша история его изучения?

Татьяна Дубянская, доцент Института классического Востока и античности факультета гуманитарных наук

— Мне почему-то кажется, что мое изучение хинди началось с графемы, обозначающей звук «ка». Это не точно, но это все, что осталось в памяти от самой первой пары хинди в Институте стран Азии и Африки МГУ. Поступив на филологию Индии, я совершенно ничего не знала об этом языке, кроме того, что на нем говорят в Северной Индии и что он — «главный» из современных индийских языков.

При этом индология для меня — семейная профессия, я увлеклась страной, вдохновившись примером моего отца, Александра Дубянского, который преподавал тамильский язык и занимался культурой и литературой народов Южной Индии. Его рассказы, фотографии, привезенные им книги и сувениры окружали меня с детства, он брал меня на концерты индийской музыки, на выставки, лекции, так что в университет я поступила, уже имея хорошее представление об Индии, ее людях и традициях.

Заговорить на хинди я пыталась, наверное, на первом курсе, попав в гости к живущим в Москве индийцам. Но я мало что могла сказать в живой обстановке, и меня это расстроило: вроде бы несколько месяцев трудов за плечами, а выходит только namaste. Говорить более-менее бойко начала в первую поездку в Индию — я тогда училась на 4-м курсе. Причем именно разговориться удалось совсем не в той части страны, где главенствует хинди, а в южном штате Тамилнад, где живут дравиды, гордящиеся своей древней историей и уникальным языком. В тот год по всей Индии из динамиков звучали песни из кинофильма «Непохищенная невеста» (“Dilwale Dulhania Le Jayenge”, 1995), которому суждено было стать главным хитом 1990-х, и на фоне общей популярности болливудских фильмов тамильская молодежь явно теряла предубеждение перед «навязываемым» из центра государственным языком и вполне охотно на нем говорила. Я много общалась с девушкой-тамилкой из города Пондичерри, мы весело болтали о кино, жизни, учебе. Мне кажется, она тоже получала от этих разговоров удовольствие; ее тамильская гордость точно не пострадала от использования хинди.

Тогда потихоньку нащупывала свою интонацию, свой голос для разговора на уже ставшем любимым языке. И убеждалась в том, что хинди отлично подходит на роль коммуникативного мостика. Мне постоянно приходится использовать именно хинди для разговора с носителями других индийских и даже некоторых международных языков.

Екатерина Комиссарук, доцент Института классического Востока и античности факультета гуманитарных наук

— На индологию я попала случайно, если что-то вообще происходит случайно. Скажем так, заниматься изучением Индии я не планировала. В школе увлеклась Китаем и в старших классах изучала китайский язык частным образом, хотела поступать на китаистику. В год моего поступления в РГГУ набора на Китай не было, и я выбрала Индию с мыслью перевестись. Но сразу же была очарована санскритом (это был наш первый язык) и, конечно, преподавателем Максимом Альбертовичем Русановым, который настолько увлеченно преподавал санскрит и литературу, что было совершенно невозможно устоять перед этим натиском прекрасного и даже сложная грамматика казалась занимательной головоломкой. Хинди мы тоже учили с первого курса, и это тоже было безумно интересно: во-первых, мы мечтали о скорой поездке в Индию и все время представляли, как будем блистать своими знаниями, а во-вторых, мне всегда было любопытно вглядываться в эти современные слова и размышлять о том, как веками менялись их форма, значение, какими путями и с кем они пришли и какими живучими оказались.

— С какими сложностями вы сталкивались при изучении этого языка? Как удалось их преодолеть?

Татьяна Дубянская

— В свое время мне понадобилось года полтора, чтобы приспособиться к некоторым особенностям хинди — грамматическим и орфографическим. Помню свои типичные ошибки, помню и двойки, которые я нет-нет да и получала за диктанты, особенно на втором курсе. Этот опыт тридцатилетней давности я очень ценю, я рада, что не была отличницей, что много ошибалась; иногда мой мозг просто отказывался понимать и принимать грамматику (а она в хинди не такая и сложная!). Поэтому я не забываю о своем студенческом прошлом и стараюсь относиться к изучающим хинди с мягкостью, не ожидая поначалу идеальных результатов.

Наши требовательные преподаватели устраивали диктанты почти на каждом уроке и задавали учить тексты наизусть. В моем случае именно скучная зубрежка заложила твердый фундамент знаний. И все же было одно «но»: мы имели дело в основном с очень формальным стилем языка, довольно далеким от реальной жизни. В какой-то момент, когда я уже столкнулась с живым, повседневным хинди, мне пришлось сильно перестраивать свои речевые привычки, упрощать и как бы демократизировать речь, открывать для себя сленг, обсценную лексику, диалектизмы. Да и жизнь в Индии потребовала навыка торговаться, ругаться и защищаться с помощью устной речи.

Екатерина Комиссарук

— По сравнению с санскритом хинди, конечно, казался приятным развлечением. Пожалуй, вначале самым сложным было разбирать фильмы и понимать речь носителей, уж очень она отличалась от хорошо артикулированных учебных диалогов и была раза в два быстрее. Еще было непросто привыкнуть к большому количеству диалектизмов, заимствований из языков разных штатов и научиться переключать речевой код в зависимости от того, с кем и где говоришь, чтобы, например, не казаться обнищавшим брахманом XIX века, когда просишь горячей воды в дешевом отеле в центре Дели, вызывая этим у окружающих безудержный смех.

— Какие советы, которые могли бы помочь в процессе обучения, вы можете дать тем, кто изучает хинди?

Татьяна Дубянская

— Современные индийские языки используются в значительной мере как средство устной коммуникации, и хинди — не исключение. Нормативный, неспешный хинди можно услышать в новостях на государственном канале DD News, а жизнь сталкивает человека с непонятными региональными вариантами произношения, ошеломляет быстрым темпом речи. Если в планах изучающего хинди — понимать, что же говорят жители Северной Индии, нужно понемногу приучать себя к речи носителей с самого начала изучения. Включать фильмы и сериалы, новости, FM-радио, смотреть тревел-блогеров и реалити-шоу, даже если непонятно вообще ничего. Я называю этот процесс «заливать язык в уши», и для меня это один из самых продуктивных и вдохновляющих способов познания любого иностранного языка.

Когда я начинала учить хинди, аудиозаписей было мало, мы переписывали себе заезженные кассеты с лингафонными курсами, прослушивали их дома на магнитофонах, ловя каждое слово. Попадая за город, я крутила коротковолновый приемник в надежде поймать какие-то радиоволны на индийских языках (иногда удавалось!). Индийцы иногда дарили или давали посмотреть видеокассеты с кино, и мы, студенты, передавали их из рук в руки. Короче говоря, те возможности, которые есть сейчас, в 1990-е годы были немыслимы, ими нужно активно пользоваться и получать удовольствие, познавая этот подвижный, очень остроумный и эмоциональный язык.

Екатерина Комиссарук

— Мне кажется, как и в любом деле, главное — это любопытство, бесконечные вопросы: а почему так, откуда взялось это выражение, слово, окончание, приставка и т.д.? Эти вопросы, как тропинки, будут вести все к новым и новым открытиям, помогая преодолевать препятствия. Конечно, нужно как можно раньше браться за неадаптированные тексты и фильмы и начинать общаться с носителями.

— Какой отпечаток накладывает хинди на постановку и описание научной проблемы? С какими проблемами сталкиваешься при переводе текстов на этом языке?

Екатерина Комиссарук

— Думаю, язык сам по себе не сильно влияет на постановку научной проблемы. Это средство (безусловно, тоже достойное отдельного изучения), с помощью которого ты пытаешься понять другую культуру и в конечном счете самого себя. А уж с каким вопросом кто приходит в науку и какую — это сложная комбинация многих факторов. Что касается непосредственно перевода текстов, то самое сложное, на мой взгляд, переводить понятия, у которых нет полных аналогов в твоем языке, и каждый раз приходится делать мучительный выбор: то ли оставить слово как есть, но пояснить в тексте, то ли сделать сноску, то ли подобрать сходное понятие, но уточнить отличия и т.д. Конечно, это во многом обусловлено стилем самого текста и перевода. Например, в русскоязычной традиции принято переводить санскритское слово «атман» как «душа». Это ведет к ложным христианским ассоциациям и неправильной трактовке. А в брахманической прозе у атмана есть тело, и если ты домохозяин, то в твой атман входит жена, потомство и скот, а если царь — то и все царство. Вот и думай, как с этим быть. Если брать примеры поменьше масштабом, то очень люблю слова, которые могут значить что-то простое и сложное одновременно или иметь несколько производных значений. Вот есть pardā, она же «занавеска», а еще это кодекс поведения для женщин, предполагающий полное затворничество. И короткая фраза на хинди «она парду не соблюдает» требует пояснений. Или barsātī — это прилагательное от barsāt («сезон дождей») — может означать и террасу, и навес от дождя, и прыщи, которые появляются на ногах в этот самый сезон дождей.

— Планируете ли вы в дальнейшем новые исследовательские проекты, связанные с этим языком?

Татьяна Дубянская

— Конечно! Я вообще не мыслю своей жизни без индийских языков: помимо хинди, я работаю еще и с бенгальским. В центре моих научных интересов лежат литература и кинематограф (проза и драматургия XIX — первой половины ХХ века — это то, что меня занимает со времен магистерской диссертации); научно-популярные и просветительские проекты — это лекции и выступления для широкой аудитории, статьи на интернет-ресурсах и в тематических каналах, — также посвящены в основном литературным произведениям, явлениям массовой и визуальной культуры. Меня очень занимает авторское и популярное кино, в индийском кинематографе я вижу правопреемника не только классической драматической, но и великой эпической традиции. В ближайших планах — разобрать в научной статье фильм «Зита и Гита» (1972), который так любили крутить на нашем телевидении.

Екатерина Комиссарук

— Как раз сейчас заканчиваю работу над переводом романа индийской писательницы Гитанджали Шри, за который она получила Международную Букеровскую премию в 2022 году. Надеюсь, к апрелю книга будет издана и русскоязычные читатели смогут с ней познакомиться.

— Если бы у вас была возможность провести личную экскурсию по значимым местам, которые у вас ассоциируются с этим языком, то какие места вы бы посетили?

Татьяна Дубянская

— Прекрасная идея, я надеюсь, что подобную экскурсию или поездку я действительно когда-нибудь смогу осуществить. «Литературный Бенарес» — это первое, что приходит мне в голову. Хинди в его современной литературной форме — язык молодой. Строго говоря, он существует со второй половины XIX века. Город Варанаси (Бенарес при англичанах) был важнейшим литературным центром на рубеже XIX и ХХ веков: там жило несколько значимых поэтов и писателей, там же в 1893 году возник научный и просветительский центр, работавший над распространением словесности хинди в графике деванагари.

В Индии вообще почти нет литературных музеев или каких-то внятных домов-музеев, но в Варанаси сохранилось несколько исторических зданий, принадлежавших литераторам, там есть парочка старых типографий. Этот священный город посещают в основном с целью приобщиться к религиозным традициям индуизма, и мало кто знает о том, что в XIX веке в его узких переулках кипела литературная жизнь: собирались поэты, устраивались театральные представления на актуальные темы. Кстати, Варанаси и в Средние века был важнейшим литературным центром: на берегу Ганги творили и мистик Кабир (XV–XVI вв.), и почитатель бога Рамы поэт Тулсидас (XVI–XVII вв.), создавший свой собственный вариант «Рамаяны» на языке авадхи.

Хочется, чтобы индийская литература привлекала к себе больше интереса в мире, и, если литературные экскурсии по Индии в этом помогут, я готова ими заняться!

Екатерина Комиссарук

— Я бы представила эту экскурсию так: ты приезжаешь в Индию, и в аэропорту тебя встречает твой друг Хинди, с которым ты отправляешься в путешествие по стране, а он по дороге меняет свои обличия, приспосабливаясь к окружающей обстановке.

Вот ты на шумном базаре Пахарганджа в Дели. Твой спутник остер на язык, все слышит, подмечает, знает, как торговаться, и своего не упустит. А главное — хорошо знает числительные, что, кстати, совсем непросто, и сами носители хинди любят перекидываться мемами на эту тему.

Потом ты перебираешься в культурный центр Habitat на выставку или встречу с известным писателем. Тут твой спутник ведет себя чинно, вежлив со всеми, демонстрирует хорошие манеры, столичное произношение и цитирует индийских классиков.

Но вот настало время отправиться на свадьбу к друзьям в Бенгалию, и вы садитесь в поезд. И это — отдельное удовольствие и развлечение. Соседи из разных штатов с удивлением смотрят на вас и, конечно, жаждут поговорить. Твой спутник сначала застенчиво прислушивается к их говорам, расспрашивает, кто откуда, а потом, постепенно приладившись к особенностям произношения и грамматики, начинает обсуждать все что угодно, начиная с политики и заканчивая рецептом любимой морковной халвы, которую готовит бабушка одного из пассажиров.

На свадьбе в бенгальской деревне вас никто не понимает, хотя очень стараются и даже какие-то слова долетают до цели. Тогда твой спутник, не теряя самообладания, вспоминает санскритские корни и начинает произносить «а» как «о», а «в» как «б», иногда попадая в нужное значение, радуя окружающих и радуясь сам. Свадьба удалась. Разве можно уезжать из Индии, не побывав ни на одной свадьбе?!

После шумного веселья вы, вернувшись в Калькутту, прямиком летите в Кашмир любоваться горами и, накинув на плечи теплую расшитую шаль, уже прогуливаетесь по озеру Дал. Твой спутник становится более задумчивым, его интонации — плавными и мелодичными; приберегая труднопроизносимые санскритские слова для паломничества по святым индусским местам, он все больше напоминает своего собрата Урду.

Вот такой он наш Хинди — всегда немного разный, открытый переменам и готовый вобрать в себя все великое множество культур, существующих бок о бок в Индии. Как любят говорить индийцы, “Same same but different”.

21 января

Лингвистика