Социологи

заместитель проректора, доцент кафедры общей социологии департамента социологии

— Как складывалась ваша карьера, довольно необычная для социолога? Почему вы решили уйти из химии в социологию?

— Действительно, со стороны может показаться, что в моей карьере много нестандартного. На самом же деле изнутри все выглядит вполне закономерно. Начну с того, что я вырос в интеллектуальной семье. Моя мама, доктор экономических наук, известный экономист Галина Николаевна Сорвина, в школьные годы была активисткой Станции юных химиков в Политехническом музее. Папа, Валентин Дмитриевич Сорвин, работал в системе Минхимпрома, но при этом занимался экономикой зарубежных фирм. Так что в нашем доме с самого моего детства присутствовали эти два вектора: огромный интерес ко всему, что связано, с одной стороны, с миром естественных наук, с другой – с экономическими, социальными и философскими вопросами. Я как-то пошутил, что имена Гэлбрейта и Самуэльсона я впервые услышал примерно в том же возрасте, что и Кощея Бессмертного и Василисы Премудрой. Поэтому для меня это всё родные области.

В те времена естествознание ассоциировалось не только с книгами, но и с детекторным приемником, который собирался с помощью паяльника, с набором «Юный химик», где были описания и реактивы для трехсот интереснейших опытов, а также с детским, но при этом вполне реальным микроскопом. А еще была романтика межзвездных перелетов, управляемого термояда, который должен был навсегда обеспечить человечество энергией, и т.д. Поэтому нет ничего удивительного в том, что я очень рано увлекся естественными науками. Прежде всего теми, что связаны с атомами, элементарными частицами и т.п. И когда подошли выпускные классы, вопрос для меня состоял не в том, хочу я идти в эту область или нет, а в том, где в ней самые интересные для меня пересечения. И я нашел для себя такое пересечение в радиационной химии и вполне сознательно поступил в Московский (ныне Российский) химико-технологический институт имени Д.И. Менделеева на эту специализацию. Ядерная физика для меня как первая любовь, я и сейчас, наверное, мог бы без особой подготовки прочитать базовую лекцию по этой дисциплине и провести семинары. Однако дальше, уже в рамках института, я обнаружил в себе, отчасти благодаря замечательному преподавателю Владимиру Львовичу Саракуце, интерес к философии. И увидел, что в естественных областях меня прежде всего интересуют фундаментальные философские вопросы или близкие к ним. И в конце второго курса я уже не мыслил себя без философии. Но и с химией расставаться не хотелось, так что по окончании института я пошел работать в Физико-химический институт имени Л.Я. Карпова, одновременно поступив в заочную аспирантуру по философии. Такой трек тогда был возможен, поскольку на направление «Философские проблемы естествознания» принимались люди как раз с базовым естественно-научным образованием. И даже после того, как я уже защитил кандидатскую диссертацию по философии, я еще год продолжал заниматься плазмохимией и только потом окончательно перешел в философию.

А в рамках философской аспирантуры у меня произошла еще одна важная эволюция. Мне бесконечно повезло: я встретил уникального человека – Феликса Трофимовича Михайлова, академика РАО, который во многом сформировал мое философское мышление. В общении с ним я очень скоро увидел, что философские вопросы естествознания в конечном счете имеют под собой социально-философскую основу. Помню, как меня потрясла его мысль о том, что научная идеализация – это не просто общественный продукт, это даже общественное отношение. В общем, в аспирантуре я уже «пристал к берегу» социальной философии, и моя кандидатская относилась к этой области.

В середине 1990-х мне посчастливилось оказаться в Высшей школе экономики, а это были те годы, когда и философия, и история, и многие другие дисциплины находились в ведении кафедры экономической социологии. Так произошло мое более глубокое знакомство с социологией.

Первые мои курсы в Вышке были связаны с философией. Но мне как химику-экспериментатору практически сразу оказалась понятна и близка эмпирическая социология. Когда я впервые столкнулся с процессом подготовки социологического исследования, то, к своему удивлению, увидел там гораздо больше знакомого, чем незнакомого. Все, что связано со статистикой, с обработкой полученных данных, сами принципы устройства научного исследования, – все это было мне понятно. Очень помогла тогда великая мысль Канта о том, что в основании познания природы лежит вопрос, который мы ей задаем. Выходит, что и работа физика, и работа социолога в принципе близки: и тот и другой вопрошают, только физик задает вопрос природному объекту о его устройстве, а социолог – человеку.

— Как устроено социологическое образование в России?

— В истории современной российской социологии много парадоксального. Я помню, Лев Львович Любимов когда-то давно заметил, что вроде у нас в стране и социология не была официально признана (долгое время она считалась буржуазной наукой), и зарубежная экономическая мысль рассматривалась не иначе как объект критики, и неудивительно поэтому, что многому и многим сейчас приходится учиться. Как же могло получиться, удивлялся он, что среди наших социологов уже сейчас, в 1990-е годы, есть люди, которые могут ездить на Запад не учиться, а учить? И на самом деле было так. То есть, несмотря на совершенно маргинальное положение социологии в советское время, которая во многом была задавлена истматом, у нас в стране выросли специалисты не просто высокого, а мирового уровня. С некоторыми из них мне посчастливилось непосредственно работать. Это и основатель кафедры экономической социологии Овсей Ирмович Шкаратан, и первый завкафедрой общей социологии, создатель факультета политологии Леонид Григорьевич Ионин, который еще в 1990-е годы работал профессором в зарубежных университетах. Были сильные специалисты – выходцы из Института социологии, из Института философии и др. То есть российская социология начинала в 1990-е годы не с нуля, несмотря на свою очень нелегкую судьбу. Это одна сторона медали.

Но другая сторона медали связана с тем, что в науке, как в музыке, когда ты взял в руки инструмент, нужно с самого начала правильно «поставить руку». Если ты начал кое-как бренчать, то потом будешь долго переучиваться, если вообще сможешь. Так же и в науке: очень важно с самого начала окунуться в атмосферу, которая сформирует правильное мышление, задаст методологические подходы к проблемам. А обычно этого как раз не происходило, потому что и на школьном, и на вузовском уровне преподавали курсы, далекие и от современных проблем, и от современной науки.

Но социология не висит в воздухе. У каждого времени есть потребность в представлении о себе, хотя и у разных времен в разной степени. Бывает ситуация, когда общество запрещает себе знать, что оно собой представляет. Так, социализм не позволял себе объективного взгляда на самого себя, что стало одной из причин его краха. Но современное общество не может жить, не зная о себе правды: мифы о саморегулирующейся рыночной стихии остались в прошлом, сознательный фактор пронизывает сегодня все сферы общественной жизни, данные объективных исследований нужны и государству, и политической партии, и региону, и даже отдельной фирме, а значит, нужны специалисты, способные эти данные получать. Поэтому развитие социально-экономического образования сегодня – это не дань моде, а заказ времени. И образование такое должно начинаться уже в школе. Нередко можно услышать мнение, что настоящая социология или экономика сложны для школьников. А разве химия или физика – более легкие науки? Но мы же не предлагаем на основании этого преподавать в школе алхимию, а настоящую химическую науку оставить уже для института. Мы преподаем облегченную, адаптированную, но все-таки химию, а не ее алхимическую предшественницу. Значит, в школу сегодня должна прийти и настоящая социальная наука, только тогда можно будет быть спокойным и за качество университетского образования в этой сфере. И такое образование нужно не только будущим профессиональным социологам или экономистам, оно нужно каждому человеку. Сегодня человек должен понимать, что такое общество вообще и то конкретное общество, в котором он живет. Как в тайге разжечь костер, учат на ОБЖ. А как действовать в обществе? Когда-то, когда мы писали первый учебник с Александром Сусоколовым, у нас возникло сравнение общества с электрической розеткой: неумелое обращение может привести к удару током, а умелое поможет обогреть дом, вскипятить чайник и т.д. Именно такое умение обращаться с этой реальностью должно давать социологическое образование в школе. И поскольку сегодня потребность в таком знании есть, оно будет развиваться, на этом основан мой оптимизм.

И я очень рад, что мы активно участвуем в том, чтобы в школы приходила настоящая социология, пусть упрощенная, адаптированная, но уже настоящая. У нас написан учебник по обществознанию, уже вышло несколько книг – с 6-го класса по 9-й. Этот учебник прошел все экспертизы, получил гриф Министерства образования, и уже целый ряд школ, в том числе наш лицей и ряд партнерских школ, по нему работают. В основе этого учебника лежит амбициозная идея – преодолеть пропасть, существующую между олимпиадами и ЕГЭ по обществознанию. Наш учебник подразумевает единый порядок подготовки и по каждой теме дает единый методический материал. Сначала идут вопросы и задания уровня и формата ЕГЭ, а затем они плавно переходят в задания олимпиадного уровня. Учебник снабжен обширным дополнительным материалом, полезным для расширения кругозора и необходимым для подготовки к олимпиадам. Как только учебник будет выпущен полностью (включая 10-й и 11-й классы), мы планируем сразу же дополнить его хрестоматией, чтобы он мог служить уже полноценным навигатором при олимпиадной подготовке.

— Почему вообще возникла такая задача – сблизить ЕГЭ и олимпиадные задания?

— Знаете, я вообще большой сторонник ЕГЭ. Мне кажется, у ЕГЭ правильный замысел, правильный подход, и, главное, ЕГЭ действительно является важным механизмом, благодаря которому ребята из регионов получают возможность поступить в центральные университеты. Чаще всего людей отталкивает не сама идея ЕГЭ, а его несовершенство. Но если на заводе Х собирают плохие автомобили, из этого же не следует, что автомобиль – плохое изобретение, просто надо автомобиль собирать хорошо. Так же и здесь. ЕГЭ по обществознанию является самым популярным у выпускников; огромной популярностью пользуются и обществоведческие олимпиады, которые давно стали самостоятельным каналом поступления для наиболее сильных и мотивированных абитуриентов. Однако между этими двумя формами испытаний существуют весьма серьезные нестыковки и по содержанию, и по самому подходу. Увы, приходится признать, что некоторые положения ЕГЭ и рекомендованных к нему учебников не соответствуют представлениям современной науки, на которых так или иначе выстраиваются сегодня обществоведческие олимпиады. Так, например, в учебниках религия определяется через «веру в сверхъестественное», тогда как в социологии данное определение давно пересмотрено исходя из критики Дюркгейма. И это далеко не единичный пример. Получается, что ребятам, ориентированным и на олимпиады, и на ЕГЭ, приходится готовиться не к одному, а к двум испытаниям, различающимся по содержанию, хотя предмет вроде бы один и тот же.

Но еще более важной проблемой я бы назвал сам подход, господствующий в ЕГЭ и в соответствующей литературе. Его можно сформулировать как ориентацию не на вопросы, а на ответы, не на понимание проблем, а на заучивание готовых способов их решения, причем часто упрощенных. Выше я упомянул о том, что сто лет назад Дюркгейм раскритиковал господствовавшие в его время подходы к определению религии, однако и предложенный им самим подход к определению и пониманию природы данного явления сегодня выглядит отнюдь не безупречным. И с аналогичной ситуацией мы столкнемся практически в любой области социальных наук: достаточно вспомнить про несколько сотен определений культуры, которые насчитал Леонид Ионин в одной из своих работ. Получается, что к каждой проблеме существует множество подходов, что связано прежде всего с онтологической сложностью нашего предмета. Если же мы пойдем по пути нынешнего ЕГЭ: один вопрос – один (причем предзаданный) ответ, – то это будет искажением современной ситуации в социальных науках. Еще ярче это можно проиллюстрировать на примере философии. Величайший философский труд «Критика чистого разума» начинается с фиксации того факта, что философия стартовала либо одновременно с наукой, либо даже раньше нее, но точно не позже. И вот все науки давно уже пришли к каким-то определенным, незыблемым выводам: в геометрии, в физике есть базовые аксиомы. И только философия, говорит Кант, за тысячелетия своего существования не пришла ни к одному окончательному выводу. Задумавшись над этой мыслью автора трех «Критик», мы должны признать: преподавать философию в виде системы готовых выводов, системы итоговых результатов – значит просто-напросто издеваться над ее предметностью. Но именно такой вариант мы видим в большинстве учебников. Про то, что Платон «удвоил мир», придумав отдельно существующий мир идей, мы прочтем почти в каждом учебном пособии, а вот какую проблему он решал при этом, зачем ему понадобилась такая модель, мы не прочтем ни в учебниках, ни в экзаменационных вопросах. Преодолеть подобный монологизм современной учебной литературы, познакомить школьников с современной наукой, сделав при этом акцент на ее проблемах и множественности подходов к их решению, и было одной из наших главных задач. А когда появляется новый учебник, тогда могут появиться и основанные на его материале задания на экзаменах. Если такое произойдет, свою задачу мы будем считать выполненной.

Стребков Денис Олегович

заместитель руководителя департамента социологии, академический руководитель образовательной программы «Прикладные методы социального анализа рынков», доцент кафедры экономической социологии, старший научный сотрудник Лаборатории экономико-социологических исследований

— С чего началась и как развивалась ваша карьера?

— Моя академическая карьера началась достаточно внезапно и, можно сказать, даже неожиданно для меня. Поступая в 1993 году в Физтех на факультет управления и прикладной математики, я совершенно не предполагал, что в будущем мне самому уготовано стать преподавателем, читать лекции студентам и вести семинары. Мне и многим другим представителям моего поколения в «лихие девяностые» приходилось думать прежде всего о выживании, и вершиной карьеры для нас казалась работа в крупном бизнесе, например в коммерческом банке или инвестиционной компании.

На втором курсе у нас начались занятия на базовой кафедре в Институте системного анализа РАН. Здесь я впервые познакомился с основами экономической теории, понял, как могут быть использованы сложные математические модели и системы уравнений при прогнозировании хозяйственных процессов и поведения людей. Кроме того, мне очень понравился и запал в душу курс Вадима Николаевича Садовского по философии. Тетрадку с конспектами его лекций я храню до сих пор.

На четвертом курсе, когда занятия в вузе стали уже не настолько интенсивными, пришла пора делать выбор – идти работать или получать дополнительное образование. В то время я познакомился с несколькими старшекурсниками, которые пошли учиться в РЭШ и магистратуру ВШЭ. Выбирая между экономикой и социологией, я отдал предпочтение последней во многом случайно, отчасти за компанию с одногруппником, отчасти впечатлившись возможностями изучения поведения людей путем массовых опросов. Не последнюю роль сыграли и подготовительные лекции молодого тогда Кирилла Валентиновича Сорвина, с которым мы с тех пор дружим много лет.

В 1997 году я без больших проблем прошел вступительные испытания в магистратуру Вышки по математике, экономике, социологии и английскому и начал учиться, параллельно продолжая обучение на пятом курсе МФТИ. В нашей группе, да и на всем потоке в целом, практически не было гуманитариев, большинство имели законченное или незаконченное техническое образование. Люди пришли из таких вузов, как МИФИ, МАИ, МАДИ, с мехмата, с физфака и с ВМК МГУ. В Вышке для нас все было в новинку, и мы с огромным интересом погружались в новую среду, читали работы классиков социологии, слушали лекции Овсея Ирмовича Шкаратана, Розалины Владимировны Рывкиной, Леонида Григорьевича Ионина, Николая Ивановича Лапина, Никиты Евгеньевича Покровского, Александра Александровича Сусоколова, Евгения Григорьевича Ясина и других выдающихся ученых.

Моим научным руководителем стал Александр Олегович Крыштановский – прекрасный специалист в области статистического анализа данных. Именно с его помощью я выполнил мое первое научное исследование, посвященное анализу социально-экономических факторов протестного поведения населения. Он рекомендовал меня на работу в исследовательскую группу ЦИРКОН и помог поступить в 1999 году в Шанинку – Московскую школу социально-экономических наук. Даже на тот момент у меня по-прежнему не было никаких мыслей об академической карьере, я хотел заниматься прикладными социологическими, политическими и маркетинговыми исследованиями.

В Шанинке я попал в уникальную среду, где моими одногруппниками по счастливому стечению обстоятельств стали Дима Рогозин, Маша Добрякова, Рома Абрамов, Оксана Синявская и другие молодые и перспективные социологи, имена которых сейчас на слуху. Многие пришли из региональных вузов, прошли школу Института социологии РАН и были гораздо опытнее меня. Я учился у них, учился вместе с ними, учился у прекрасных преподавателей – Александра Фридриховича Филиппова, Геннадия Семеновича Батыгина и Вадима Валерьевича Радаева. Именно Вадим Валерьевич, чьим аспирантом я стал, предложил мне по окончании Шанинки идти работать к нему на кафедру экономической социологии. Это было предложение, от которого, как говорится, невозможно отказаться. Так я вновь оказался в Вышке, но уже в новом качестве – начал вести семинарские занятия у студентов и подключился к чтению курса «Практикум по экономической социологии». Тогда же у меня вышли и первые научные публикации, основанные на моей магистерской диссертации.

В начале 2000-х годов жизнь молодого научного сотрудника не была легкой и безоблачной. Необходимо было решать насущные финансовые вопросы. Моя зарплата в Вышке составляла тогда всего лишь 100 долларов, чего, естественно, не хватало на жизнь. Поэтому и мне, и многим моим коллегам приходилось подрабатывать, было не до «большой науки». Мне, в частности, довелось по совместительству поработать в исследовательских компаниях, а затем и в инвестиционных – в качестве начальника отдела маркетинга. Много аналитических работ и проектов я выполнил в качестве фрилансера по заказу различных коммерческих организаций. Это позволило мне познакомиться с большим количеством интересных людей, которые впоследствии сыграли немаловажную роль в моей жизни. Вообще, я никогда в жизни не искал работу, всегда работа сама находила меня. Одни люди рекомендовали меня другим, те – третьим и так далее по цепочке. Так что я на практике осознал, насколько важны социальные связи, какова мощь и сила социального капитала и что значит социальная укорененность экономического действия.

Работая в коммерческих организациях, я всегда пытался извлечь двойную выгоду из своей деятельности, совмещая зарабатывание денег с исследованием. Раз за разом мне удавалось превращать сугубо прикладные проекты в полноценные научные исследования. Так, например, мой проект в ЦИРКОНе, связанный с анализом влияния СМИ на электоральное поведение населения в 1999–2000 годах, стал основой для моей магистерской диссертации в Шанинке и нескольких эссе. Другой проект, посвященный анализу финансового поведения населения (в частности, установок и предпочтений пайщиков паевых инвестиционных фондов под управлением одной крупной компании), стал основной эмпирической базой моей кандидатской диссертации. Работая в инвестиционных компаниях и изучая мотивацию людей, приходящих на фондовый рынок и занимающихся биржевой торговлей, я подготовил на основе собранных данных несколько научных публикаций для журналов «Экономическая социология», «Социальная реальность», «Социологический журнал», «Неприкосновенный запас».

— Чем вас привлекала социология? В чем специфика социологического подхода?

— В течение первых десяти лет своей академической карьеры я достаточно часто менял тематику и направленность своих исследований, во многом следуя за рыночной конъюнктурой. Есть в академическом мире люди, которые могут всю жизнь заниматься одной и той же темой. С другой стороны, есть темы, которые можно изучать бесконечно и в любую эпоху: например, вторичная занятость студентов, распределение финансовой власти в семье, мотивация трудового поведения, факторы выбора ресторанов и т.п. Но меня всегда гораздо больше привлекали темы «конъюнктурные», связанные с резкими и необратимыми переменами, происходящими в окружающей реальности: политические протесты и забастовки в 1990-х годах, проникновение интернета в нашу жизнь, реформа полиции, закрытие казино и залов игровых автоматов, взрывной рост числа людей, пользующихся мобильными телефонами, берущих кредиты в банках, людей, приходящих на фондовый рынок, фрилансеров, ищущих заказчиков через онлайн-платформы, людей, выполняющих работу и получающих образование удаленно. Мне всегда было интересно изучать новаторов – людей, которые решаются на что-то новое и чьи практики отличаются от практик большинства. Любопытно наблюдать, как технические инновации меняют и трансформируют социальную реальность, как меняются основы социальной жизни благодаря повсеместному распространению смартфонов, социальных сетей, онлайн-платформ и т.п.

Социология отличается от других наук, изучающих и анализирующих поведение человека, тем, что обращает внимание прежде всего на социальные отношения и устойчивые взаимосвязи между людьми. С точки зрения социологов, человек, принимая решения в своей жизни, ориентируется на мнение и поведение окружающих его индивидов и учитывает принятые в соответствующей культурной среде нормы и правила. Если сильно упрощать и утрировать, то в глазах экономистов все люди представляются совершенно одинаковыми, преследующими свои личные интересы и максимизирующими функцию полезности. Что бы такие люди ни делали – совершали покупку в магазине, выбирали вуз для обучения, заводили семью или планировали рождение ребенка, – они всегда прежде всего подсчитывают свои возможные прибыли и издержки и принимают наиболее выгодное для себя решение. В глазах психологов все люди, наоборот, видятся совершенно разными, непохожими друг на друга, со своими особенностями и «тараканами» в голове. Их действия обусловлены якобы индивидуальными характеристиками, уникальными сочетаниями нейронов в их мозге. Социологи, на мой взгляд, придерживаются в этом отношении золотой середины: они делят людей на группы, классы, категории, для каждой из которых характерны свои нормы и правила поведения, обусловленные прежде всего социальным или культурным капиталом. Эта позиция мне близка в наибольшей степени, и именно поэтому я считаю себя социологом.

В своей исследовательской деятельности я всегда следовал за своим личным интересом, никто и никогда не пытался навязывать мне темы, которые были бы мне скучны и неинтересны. В этом, вероятно, и состоит для меня одно из основных преимуществ академической карьеры. Очень важны друзья и коллеги, с которыми ты работаешь в команде бок о бок. Важно погрузиться в среду единомышленников, примкнуть к какой-то лаборатории, к исследовательскому коллективу. Время одиночек в социальных науках прошло. Большинство научных работ (причем лучшие из них) пишутся сейчас в соавторстве.

Своим студентам, выбирающим тему для курсовых или дипломных работ, я всегда советую настраиваться на реальный, а не на «игровой» проект, чтобы его результаты можно было опубликовать в научных журналах, представить на конференциях. Я советую им выбирать новую, необычную, неожиданную тему, причем такую, к которой они бы обязательно испытывали личный интерес. Чтобы обнаружить исследовательскую проблему, нужно активно погружаться в тему по всем фронтам, внимательно глядеть по сторонам, наблюдать, обсуждать с друзьями и коллегами, проводить пилотные интервью, анализировать данные, читать научную литературу. Нужно научиться проблематизировать обыденные явления, замечать странное и необычное рядом с собой, сомневаться, задавать вопросы. Вокруг нас постоянно происходит что-то интересное: ломаются долгосрочные тренды, меняется «традиционное» поведение населения. При анализе данных обнаруживаются неожиданные взаимосвязи между переменными и результаты, которые противоречат здравому смыслу. Нужно попытаться понять, как эти перемены могут повлиять на жизнь общества и какими социальными и культурными факторами они обусловлены. Исходя из своего опыта, я рекомендую студентам стараться выжимать максимум возможностей из имеющихся у них ресурсов – делать так, чтобы работа не мешала, а, наоборот, помогала учебе, чтобы коммерческие проекты там, где это возможно, превращались в академические, открывали доступ к уникальным эмпирическим данным и приводили к интересным людям.

9 ноября, 2023 г.